ЭССЕ

ДОСТОЕВСКИЙ  И  «БРАТЬЯ»

Откровенно  говоря,  не  было,  нет,  и  не  будет  на  практике  никакой  «вещи  в  себе»  или  «категорического  императива»  –  в  совести,  поскольку  совесть  –  понятие,  как  качество,  не  врождённое,  а  наживное,  эволюционное,  но  жил  на  свете  один  упрямый  человек,  который  стойко  держался  иного  мнения  –  Кант.  В  пути  к  вершинам  мышления  он  поставил  десятки  невидимых  маркировочных  столбов,  чтобы  самому  не  запутаться  в  понятиях  и  преподать  урок  методологии  другим.  Аналогично,  и  Достоевский  в  исследование  человека,  как  обескураживающее  это  ни  звучит,  не  добавляет  ничего  нового,  корректно  доказуемого,  созидательного,  кроме  поражающего  примера  истового  самопоиска,  необъяснимого  движения  за  границы  нормы…  Он  выцарапал  у  возможностей  литературы  целый  нравственный  континент,  на  котором  с  переменным  успехом  могло  бы  сытно  пастись  с  полдюжины  маститых  писателей.  И  вообще,  такое  ощущение,  что  феномен  Достоевского  существует,  в  первую  очередь,  для  того,  чтобы  любой  целенаправленно  взявшийся  за  перо  творческий  тип,  совершенно  чётко  знал  «как  и  о  чём»  писать  больше  не  нужно.  Добавлю,  что  и  читать  его  вредно  для  здоровья,  но  ты  попробуй,  объясни  это  возбуждённому  юноше  или  девушке  с  интеллектуальными  претензиями,  обдумывающему  житьё,  то  есть  –  строящему  планы  в  отношении  себя…

Опасность  здесь  состоит  в  том,  что  неискушённый  опытом  ум,  чего  доброго,  примет  умопостроения  автора,  его  фантазии  на  тему  человека,  за  собственно  человека,  как  «вещь  в  себе»  –  за  базисный  блок  философии.  На  поверку  человек,  вообще-то,  чрезвычайно  прост  и  элементарен,  его  страдания,  по  преимуществу,  обусловлены  импульсивной  глупостью,  последствиями  её  прямого  перевода  из  сознания  в  жизнь,  оттого  не  стоят  и  выеденного  яйца.  Однако,  если  в  того  же  человека  –  причём,  любого!  –  впустить  нервных  психических  газов,  разбудить  в  нём  пинком  свирепого  волкодава,  то  описание  его  дальнейшей  безжалостной  траектории  в  толпе,  среди  зеркал,  может  составить  артефакт,  повестушку,  романчик,  романище.

Комментарии запрещены.